А у нас на зоне… - Дмитрий Пентегов

– Понял? – спрашивал он.

– Понял! – с просветлённым лицом отвечал парень и радостно шёл в палату, чтобы через минуту выскочить оттуда, как ошпаренный, с криком. – Они меня на три буквы послали!

Как там у нас в отряде?..

Как-то раз в нерабочее время я шёл по улице, и встретил двух бывших осуждённых, в разное время сидевших в моём отряде. Они были слегка навеселе и куда-то шли вместе.

– О, Алексеич, здорово! – поприветствовал меня один из них, повернулся ко второму и представил, – А это Дмитрий Алексеевич, мой отрядный.

– Приветствую, Дмитрий Алексеевич! – сказал второй. – Так он и мой отрядный!

– Вот это да! Так мы с тобой, оказывается, в одном отряде сидели!

И они пошли отмечать это радостное событие. Хотели угостить и меня, но я отказался.

* * *

Вообще, если не сильно злобствовать на работе (не свыше той меры, которая предписана Уголовно-исполнительным кодексом), то случайные встречи с бывшими подопечными сильно напоминают встречу бывшего рядового со своим армейским сержантом. В армии порою думал, «ну, попадись он мне на гражданке», а встретив через много лет, готов обнять как родного.

Поехал я как-то на центральный рынок областного центра, и увидел, как от группки накачанных амбалов отделяется и радостно идёт ко мне Иван Дудин, освободившийся года два назад.

Поздоровались, разговорились. Ну и, как обычно в таких случаях: что нового в отряде, как там наши, правда ли, что зам. по режиму на пенсию собрался, а что, говорят, посылки теперь можно получать раз в 36 дней – надо бы съездить, мужиков передачкой порадовать. И в числе прочего:

– А знаешь, Алексеич, Генка-то сердечник на той неделе помер. Как освободился, сразу начал пить по-чёрному, а ему ведь нельзя… А ещё Дубка кто-то топором по голове стукнул. Ну и тоже насмерть…

И вот ведь призадумаешься… Оба этих осуждённых должны были выйти на свободу в самом конце года. Я сам оформлял их дела на УДО (условно-досрочное освобождение), и на воле они оказались один в мае, а другой в начале июня. Как ни крути, а если бы они остались в колонии, прожили бы дольше. Сердечник (тот самый, о котором я уже дважды рассказывал в своих записках) наверняка успел бы ещё встретить Новый год, а Николай по кличке Дубок, может быть, и вовсе был бы жив до сих пор. УДО укоротило их жизни…

Небольшая лекция

Личная карточка осуждённого (в просторечии «паспорт»), которую он должен был постоянно носить с собой. Данный документ родился на волне перестройки и гуманизации, заменив собой пришитую к одежде бирку, и доставлял массу неудобств осуждённым, которые его постоянно затирали в карманах. Через несколько лет его отменили.

Похоже, настала пора прочитать небольшую лекцию по внутреннему устройству исправительного учреждения. Разберём, чем отличаются друг от друга СИЗО, тюрьма, колония и колония-поселение.

Итак, СИЗО – то есть следственный изолятор. Там содержатся подследственные. Суда над ними ещё не было, приговор не вынесен, а держат их в СИЗО, чтобы не скрылись от следствия. Сидят они в камерах, дышать воздухом их выводят в прогулочный дворик. Обстановка в камерах нервная, никто не знает наперёд, какой срок ему дадут. Народ попадается разный – и тёртые калачи, и впервые очутившиеся за решёткой, которые не знают ни официальных своих прав, ни прав «по понятиям». Вероятно, в СИЗО и происходит большинство случаев притеснения одних заключенных другими.

Тюрьма – тоже камеры, из которых просто так не выйдешь подышать воздухом, тоже прогулочные дворики. Но тут люди уже отбывают наказание, срок им определён. Так что обстановка далеко не такая нервная. Опять же, все тут о своих официальных и неофициальных правах осведомлены, такого беспредела, как в СИЗО, нет. Тюрьма – это более строгий вид наказания, чем колония. В приговорах часто определяют часть наказания отбывать в тюрьме, часть – в колонии.

Исправительная колония (ИК) – единственный вид исправительного учреждения, про который я могу сказать точно «от» и «до», так как именно в ИК я и работал. Осуждённые в ИК размещаются в отрядах. Помещение отряда похоже на казарму в армии. Окна обычные (решёток на них нет), из помещений имеются:

– спальная секция, заставленная, как правило, двухъярусными койками;

– комната отдыха (ряды табуреток, телевизор, обычно тут же стол с религиозными брошюрками – в советское время на нём лежала подшивка «Правды»);

– туалет;

– комната для умывания – в ней есть электроплитка;

– раздевалка;

– бытовка (есть не во всех отрядах);

– комната старшего дневального («каптёрка») – там хранятся личные вещи осужденных:

– и наконец, кабинет начальника отряда.

С подъёма до отбоя осужденные могут «тусоваться» в локальном участке своего отряда, посреди которого обычно водружён турник, а кто хочет, может даже бегать по периметру двора.

Исключение – колония особого режима. Там осужденные сидят в запираемых помещениях.

Колония-поселение – в ней осужденные находятся не под стражей. Им запрещено самовольно покидать расположение исправительного учреждения, но они могут по работе ездить в командировки, могут с разрешения начальства жить с семьёй рядом с учреждением. В общем, «поселенцы» чем-то напоминают ссыльных.

В общем и целом приблизительно так.

Как было покончено с самогоноварением в моём отряде

Ночной дневальный докладывал, что стук раздаётся где-то в районе «кормокухни»…

В предыдущей части «записок» среди помещений отряда я забыл упомянуть комнату приёма пищи (на жаргоне – «кормокухня»). В этой комнате есть стол, стулья, обычно – холодильник, и обязательно большой шкаф, поделенный на множество подписанных ячеек. Там осужденные хранят свою ложку, кружку, какую-нибудь другую посуду, если есть, и продукты питания, полученные в передачах. Впрочем, из-за угрозы мышей продукты обычно кладут в холодильник или в личные прикроватные тумбочки.

История, которую я описываю сейчас, произошла в середине девяностых. Сахар осужденным в ИК-9 в то время не клали в котёл с чаем, а выдавали в столовой на руки. Соответственно, нашлись те, кто этот сахар собирал, в укромном месте ставил брагу, а самые продвинутые даже гнали из неё самогон.

Именно такая «банда самогонщиков» завелась в моём отряде. По ночам они просили ночного дневального посидеть в комнате отдыха, а сами в это время извлекали из какого-то «курка» (тайника) брагу и детали от самогонного аппарата. Аппарат этот моментально собирался из отрядного чайника (носик которого затыкался деревянной пробочкой, а в массивную алюминиевую крышку вместо ручки-пимпочки вставлялся кусочек пластмассовой трубки), резинового шланга небольшого диаметра (принесенного с промзоны), свитой в змеевик всё той же пластиковой трубки и ведра для мытья полов. В нижней части ведра была проделана дырка, в которую выводился конец змеевика. Чайник ставили на электроплитку, ведро же – в умывальник и лили в него холодную воду.

И хотя администрация «по агентурным данным» знала имена всех самогонщиков, но где они хранили брагу, запчасти от «аппарата» и готовый продукт, было неизвестно. А на нет и суда нет…

На обысках неоднократно и тщательно обследовали комнату приёма пищи, в районе которой предположительно находился тайник, вытрясали всё, что было, из стенного шкафа, даже вскрывали полы гвоздодёром. Тайник обнаружить не удавалось!

Надо сказать, что над дверью в «кормокухню» когда-то был застеклённый простенок, который позже с двух сторон забили фанерой. Всем было ясно, что над дверной коробкой между листами фанеры есть пустое место, но так же ясно было и то, что фанеру никогда не отрывали – слой краски на границе фанеры и дверной коробки был не нарушен.

И вот однажды, присматривая в понедельник за генеральной уборкой перед санитарным обходом, я в очередной раз поднял глаза на подозрительный простенок и вдруг впервые обратил внимание на прибитую к нему табличку «Комната приёма пищи». Я протянул руку и слегка подёргал её. Гвоздики неожиданно легко подались, и под табличкой обнаружилась небольшая дыра. Там мы и нашли шланг, пластмассовый змеевик, литр готового чистого, как слеза самогона и полиэтиленовый пакет с закваской для следующей порции браги.

Так было покончено с самогоноварением в моём отряде.

Что такое «хорошая работа»

Одно из любимых занятий сотрудников исправительного учреждения – это считать время до пенсии. Бывало, выдастся на дежурстве свободная минутка, и тут же кто-то начинает вычислять с точностью до дня, когда можно будет подать в «управу» рапорт об увольнении по выслуге лет. Берутся в подсчет периоды, когда год шёл за половину, когда год за год и когда год за полтора. Вычисляется выслуга в чистых «календарях», и какая «надбавка за выслугу лет» будет на тот момент положена. И в заключение произносится фраза: «Нет, в этой системе я лишнего дня не проработаю!»